Инструменты   Музыканты   Полезное   Архив MP3   stnk   cyco   LINXY   Bonus   Форум
 

Александр Ситковецкий

Первые слова этого интервью появились на моем диктофоне весной 2000 года, когда вместе с рабочей группой компании A&T Trade я посетил Франкфуртскую Музыкальную Выставку.

Саша согласился дать интервью, еще точно не зная, в какой из журналов я предложу готовый материал. Конечно, публикация нашей беседы требовала согласования, но все вопросы отпали, когда Ситковецкий узнал об огромном интересе к интервью со стороны журнала Music Box. Однако, редакция Music Box попросила дополнить беседу рядом новых вопросов. И начался обмен корреспонденцией.

Саша - уникально мобильный человек, интересы которого простираются от музыки до серьезного бизнеса. Его огромный круг общения поразил меня еще во Франкфурте - думаю, за короткие пять дней выставки он успел пожать руку, перекинуться несколькими словами и решить серьезные вопросы с доброй сотней бизнесменов, производителей звуковой аппаратуры, продюсеров и музыкантов. И все это - в бешеном темпе и энергичном ритме!

Процесс интервьюирования затянулся. Хотя, думаю, мы гораздо дольше тянули с вопросами, нежели Ситковецкий с ответами. В итоге, по прошествии пяти месяцев, когда номер Music Box уже находился в печати, мы, наконец, собрали весь необходимый материал, который и предлагаем читателю в виде цельной беседы.

MUSIC BOX: Как началась твоя музыкальная карьера?

Александр СИТКОВЕЦКИЙ: - Я родился в музыкальной семье и с детства готовился к карьере классического скрипача. Но случилось так, что моей судьбой стала гитара. Группы “Високосное лето”, “Автограф” - этим и другим проектам я отдал долгие годы своей творческой карьеры.

Всепоглощающая Западная музыкальная волна рубежа шестидесятых-семидесятых повлияла на всех нас, тогдашних пионеров советского рока. Запад “с нуля” лепил новый жанр и изобретал новые правила. А мы, порой очень наивно, но всегда убежденно, открывали свои первые музыкальные тайны, слушая и веря всему, что проникало из-за Железного Занавеса. Лишь со временем у нас формировалось понятие о профессиональной стороне искусства и мы начинали понимать, что и почему делаем.

В начале девяностых наступило время перемен. Отсутствие музыкальных идей накладывалось на неразбериху в стране. Стало безумно скучно и захотелось чего-то нового. В итоге я распустил “Автограф” и уехал в Америку.

MP3
  1. Ruminations
  2. Wolf in the Womb
  3. Empty Arena
  4. Tale of the Wind
  5. Orchestra Tune Up
  6. Tribe Bolero
  7. Supernova
  8. Innocent Pleasures
  9. Rhodemood
  10. Katherine The Great
  11. Satan's Dance
  12. Renderzvous
  13. 24th Caprice
  14. Empty Arena (Reprise)
MB: - Кто из музыкантов семидесятых оказал на тебя наибольшее влияние?

АС: - Какого-то одного музыканта, повлиявшего на мое творчество, назвать не смогу. Единственной группой, от которой у меня до сих пор, независимо от места и времени, бегут мурашки по коже, остается Led Zeppelin.

А мурашки для меня - главный и единственный критерий значимости происходящего. И когда Плант и Пейдж вышли на сцену Hollywood Bowl и спели No Quarter с ансамблем арабских народных инструментов, я был весь в них, в мурашках...

MB: - А кого из современных музыкантов тебе хотелось бы выделить?

АС: - Я питаю глубочайшее профессиональное уважение к Стингу и всегда пользуюсь случаем сходить на его концерт. Стинг следует своим собственным, предельно высоким стандартам. Это слышно, видно и понятно всем: и профессионалам и толпе. Поверь, в сегодняшней музыкальной индустрии это очень непросто! Что же касается молодых, то интересно слушать No Doubt и Garbage

MB: - Как получилось, что, уехав в Америку музыкантом, много лет спустя ты появился в родных пенатах в качестве одного из участников коммерческого проекта A&T Trade?

АС: - В эмиграции осознаешь, что есть только два пути: либо искать возможность зарабатывать деньги, либо паковать чемоданы и возвращаться назад. Записав новый альбом, я понимал, что больших денег за него не получу. Открытие студии также не принесло ожидаемых результатов. Я пробовал разные возможности и волею судьбы встретился в Лос-Анджелесе с Алексеем Курочкиным.

Я восхищался колоссальным упорством и работоспособностью этого человека, бессонными ночами постигавшего тайны маркетинга с помощью словаря и учебников. Его целеустремленность, в какой-то степени, передалась и мне. У меня был неплохой английский, контакты с музыкальными фирмами, знание музыкального оборудования и, что немаловажно, определенный авторитет в России. И я оказался тем человеком, который был необходим Алексею для создания новой компании.

MB: - Как музыкант, доволен ли ты своим новым бизнесом?

АС: - Я очень рад, что все так вышло. Благодаря работе с Курочкиным я получил новую профессию, и сегодня A&T Trade для меня - это возможность зарабатывать деньги любимым делом. В то же время, эта индустрия настолько близка к музыке, что кажется мне логичным продолжением творческой карьеры. Ведь процентов семьдесят персонала фирм-производителей - это бывшие или нынешние музыканты!

MB: - В сегодняшней судьбе Александра Ситковецкого музыка и бизнес переплелись в уникальный клубок. Но давай остановимся на чисто музыкальной стороне твоей жизни. Пожалуйста, расскажи о своей работе с симфоническим оркестром.

АС: - Я начал работу с оркестром после приглашения написать музыку к английскому документальному фильму “Ситковецкие” (LWT South Bank Show) - ленте, рассказываюшей о моем двоюродном брате скрипаче Дмитрии Ситковецком, и обо мне. Режиссер фильма Gerald Fox попросил написать пьесу для соло-гитары, соло-скрипки и камерного оркестра. Так родилось произведение Tribe Bolero. Позднее мы с Димой играли Tribe Bolero и еще несколько моих сочинений с оркестром New European Strings, которым Дима руководит и дирижирует.

MB: - В твоем последнем альбоме Empty Arena присутствует чувство ностальгии. Расскажи об истории его создания. Была ли какая-то концептуальная идея ?

АС: - Empty Arena - итог двухлетней работы, начатой в октябре 1997 года. Специальной концептуальной идеи не было. Просто накопилось достаточно нового материала и возникло желание объединить все под одной обложкой. Альбом был назван по композиции Empty Arena, которая, в свою очередь, соответствует названию эффекта реверберации в приборе Rocktron Intellifex (данный эффект использовался в композиции для обработки звука акустической гитары). Ностальгическая нотка пустой арены, конечно, тоже “среверберировала”...

MB: - Как альбом записывался?

АС: - Весь pre-production альбома сделан в домашней MIDI-студии в Лос-Анжелесе. Затем я пригласил “живых” музыкантов в нашу с Леней Гуткиным студию Red Sunset и с его помощью превратил MIDI-демо в “живые” дорожки. Сводил на голливудской студии Private Island of Trax, мастерил там же. Звукорежиссер сведения - Michael MacDonald, мой старый приятель, работавший с “Автографом” еще в 1988 году и известный по записи саундтреков к кинофильмам и ряда хитов, включая Toy Soldiers (Martika).

MB: - Как обстоят дела с дистрибуцией?

АС: - Empty Arena уже продается в Италии и Франции. С Америкой пока сложнее - другой вкус, другая музыкальная мода, другой менталитет.

MB: - А почему не сложился твой бизнес-проект с собственной американской студией?

АС: - Это была 24-канальная студия в Лос-Анджелесе, как я уже говорил, совместный проект с Леней Гуткиным. К сожалению, с появлением новых ADAT-технологий, такие студии среднего звена стали нерентабельными, и через два года после открытия нам пришлось ликвидировать студийный бизнес.

MB: - Как вообще выглядел студийный бизнес в то время?

АС: - Десять-двенадцать лет назад на Западе было два вида студий. К первой категории относились коммерческие предприятия, запись на которых стоила весьма разумных денег. Вторую категорию составляли студии более высокого уровня, где можно было не только записать и свести материал, но и комфортно отдохнуть в перерывах между работой. Но в те времена бюджет пластинки Bon Jovy или Madonna составлял сотни тысяч долларов, а сегодня ситуация в корне изменилась.

MB: - Что же происходит сейчас?

АС: - С середины девяностых годов в обиход стало прочно входить понятие “проджект-студии” - достаточно профессиональных, иногда очень хороших частных студий музыкантов. Возрастающая популярность проджект-студий объяснялась тем, что с их появлением возникла возможность значительно сократить стоимость записываемого проекта.

Известно, что большая часть студийного времени всегда уходит на запись вокала и инструментов. Поэтому производители звуковой продукции стали буквально настаивать на том, чтобы исполнители приносили готовый музыкальный материал из проджект-студий. Процесс записи упростился до предела - музыкант приносит в компанию звукозаписи готовые треки, затем на высококлассном оборудовании весь этот материал сводится, и итоговый микс передается на мастеринг.

MB: - В каких пределах колеблется стоимость проджект-студий?

АС: - Если не принимать во внимание многочисленные “спальные” или домашние варианты, предназначенные, прежде всего, для сочинительства, то к категории “проджект” можно отнести студии стоимостью от двадцати тысяч до миллиона долларов. Взять студию Джорджа Майкла. Несмотря на то, что установленное там оборудование стоит миллион, она относится к категории “проджект”.

MB: - А какие американские студии можно отнести к числу элитных?

АС: - Таких студий не много. Это, например, “Ocean Way” в Лос Анжелесе, “Record Plant” в Сан-Франциско и Лос-Анжелесе, или “Hit Factory” в Нью-Йорке. В подобных местах час стоит двести-триста долларов, и их снимают всего на несколько дней.

MB: - Чем объяснить тот факт, что, несмотря на высокую стоимость услуг, эта категория студий продолжает успешно работать?

MB: - Для того, чтобы музыкальная продукция покупалась, она должна соответствовать высокому стандарту. Этого невозможно добиться в обычных проджект-студиях. Именно поэтому существуют студии высшего класса, обеспечивающие готовому аудиопродукту тот финальный лоск, который определяет коммерческий успех...

MB: - В чем различие западного и российского студийного бизнеса?

АС: - Сравнивать очень сложно. Прежде всего потому, что в отличие от Англии или Америки, в России нет своей истории студийного бизнеса. Не пройден путь от первых многоканальных магнитофонов до цифровых чудес сегодняшнего дня. Нет “отцов основателей” - таких как Руперт Нив или Джордж Мартин.

Существует разница и в подходе к приборам. Если в России народ зачастую мало размышляет перед покупкой нового устройства, то западные специалисты достаточно консервативны. Ни один уважающий себя студийный инженер не станет покупать “навороченный” прибор только потому, что он увидел его в рекламе. Выбор всегда основывается на конкретных потребностях студии, опыте инженера и консультации с другими профессионалами.

Еще одна проблема заключается в том, что возможность заниматься серьезной записью появилась в России от силы лет десять назад. И лишь немногие понимают, что происходит в процессе звукозаписи. Одним из асов был покойный Витя Ключников, профессионально занимавшийся звукозаписью в Росконцерте. Не могу не сказать о Лене Гуткине, опыт и талант которого я очень ценю.

К сожалению, примеров не так уж много. А вот классическая музыка у нас всегда писалась на достаточно высоком уровне.

Надо отметить и высокий уровень западного образования. Только в Лос-Анджелесе и Санта-Барбаре есть два института, готовящих звукоинженеров. Процесс обучения начинается с самых простых вещей, например, как правильно ставить микрофоны. Может показаться, что это, вроде бы, и так всем понятно. А ведь, с подобных мелочей и начинается серьезная работа.

Насколько я знаю, после кризиса ситуация в Российской звукозаписи начинает улучшаться. Что же касается непосредственно качества звучания, то стандарты пока еще не очень высоки. Особенно если говорить о пиратских копиях, которыми в основном заполнен российский музыкальный рынок.

Однако есть надежда, что, несмотря на все перекосы, жизнь в России все-таки стабилизируется. Это, в свою очередь, должно повлиять на студийный бизнес, потому что у молодежи возникнет потребность слушать музыку не только на плеере, но и на качественной аппаратуре. Конечно, не стоит ожидать чудес или головокружительных технологических скачков. Надо отдавать себе отчет, что этот процесс - медленный и постепенный.

MB: - Как изменилось качество звукозаписи за последние тридцать лет?

АС: - У меня не создается впечатления, что качество записи изменилось принципиально. Да, технические параметры звука улучшились. Мы забыли, что такое шум ленты. Расширен динамический диапазон. Записи одинаково хорошо звучат в разных форматах: CD, FM, TV, и так далее. Тем не менее, исполнители и продюсеры, которые всегда славились качеством, продолжают и по сей день работать на потрясающем уровне.

Изменилось не качество. Просто современная танцевальная музыка требует совершенно других стандартов. В восьмидесятых годах народ слишком пресытился холеной чистотой записей с выверенными нотами и тактами. Такая рафинированность вызвала обратную волну. В звуке появилась нарочитая грязь. Возьмите гранж из Сиэтла - никто и играть-то толком не умеет, но в звучании ощущалась новизна и свежесть. Или ди-джеи со своим пластиночным скрипом.

В современных музыкальных течениях, будь то хип-хоп, рэп или техно, молодые исполнители ищут новых, не отполированных форм. Что ж, в этом есть смысл. Ведь в природе не бывает абсолютно чистых звуков. И идеально отшлифованная цифровая запись нормальному человеку противоестественна.

MB: - Есть ли у тебя любимые инструменты?

АС: - Любимые инструменты - все, с которыми связана интересная работа: записи, концерты... До сих пор не могу простить себе продажу вишневого (Cherry Wine) Gibson Les Paul Custom 1972 года. Это был мой основной инструмент с 1983 по 1987 год, с ним связаны тысячи концертов и огромное количество воспоминаний. Я продал его Володе Петину в 1989 году, и с тех пор безуспешно ищу. Володя обещал помочь, как обещали помочь и ребята из московской фирмы, торгующей аппаратурой “second hand”, с которыми я познакомился на музыкальной выставке пару лет назад, увидев выставленный на продажу мой усилитель Orange, с которым я прожил на сцене почти 10 лет.

В 1989 году на фестивале в Ньюпорте мне неожиданно подарили редкую гитару Charvel KX88. Austin White, продавец местного гитарного магазина, пришел на концерт Автографа, и на следующий день привез мне эту гитару в гостиницу. Charvel KX88 - очень простой инструмент натурального цвета mahogany wood с эбонитовой накладкой, одним хамбакером (Seymour Duncan SH6) и одной ручкой громкости. Таких гитар была выпущена всего лишь тысяча экземпляров, и у меня есть сертификат с номером, по-моему, 455. Звук у Charvel KX88 - уникально теплый, но тонкий, не похожий ни на Gibson, ни на Fender. Tribe Bolero на Empty Arena записан именно с этой гитарой.

В 1994 году мне, используя слепок моей кисти, сделали гитару на фабрике Ovation в Коннектикуте. Она похожа на Adamas, но имеет более тонкий “электрический” гриф и специальную систему съема звука - миниатюрный микрофон под акустической “дыркой” плюс пьезодатчик под струнным седлом. Тембр этого инструмента и удобство игры на нем - удивительные.

Остальные инструменты - стандартный набор разных возрастов: Gibson Les Paul Deluxe, Fender Strat Plus, Charvel Model 6, Fender Laguna, Takamine Model 5 и другие, менее известные.

MB: - Усилители, обработка?

АС: - С момента переезда в Америку я использую Mesa Boogie Mark IV с Satellite IV. Обычно ставлю между ними какой-либо эффект-процессор и играю в стерео, хотя пишу всегда моно, без эффектов и эквализации. Никакой специальной гитарной обработки нет - верю в чистый ламповый тембр, хотя люблю добавлять к акустическому звуку “расстройку” (detune +9, -9), а к сольному искаженному - задержку. Последнее время для занятий и демонстрационных записей использую гитарный процессор Lexicon MPX G2 - весьма удобный и неплохо звучащий прибор.

В целом моя звуковая философия осталась аналоговой. Так, все гитары на Empty Arena записаны через антикварный Neve 1084. Альбом сводился на пленку Ampex (скорость 76). Итоговый микс конвертировался в цифру лишь перед мастерингом (Pro Tools).

MB: - Складывается впечатление, что ты с предубеждением относишься к цифровому звуку.

АС: - Да, действительно я предпочитаю аналоговую запись прежде всего потому, что даже лучшие образцы цифровой записи еще не достигли аналогового качества. Но, совершенно очевидно, что через какое-то время “цифра” преодолеет этот порог и позволит воссоздать всю недостающую глубину и теплоту аналогового звучания.

MB: - А что ты скажешь о том, что сегодняшняя молодежь, занимаясь музыкой, уже не только не слышит разницы между “аналогом” и “цифрой”, но использует дешевые компьютерные платы прямо для производства законченной аудиопродукции?

АС: - Благодаря доступности высокотехнологичного музыкального оборудования каждый сегодняшний музыкант имеет возможность максимально реализовать свои творческие замыслы с минимальными затратами времени и денег. Процесс создания музыки в широких музыкальных слоях - процесс позитивный. Ведь без глобальной музыкальной революции пятидесятых-шестидесятых годов мы не имели бы сегодня множества популярнейших коллективов. В “Автографе” практически все музыканты были с высшим образованием. Но часто именно по этой причине мы были зашорены для экспериментов.

В то же время, многим молодым музыкантам отсутствие высшего образования не мешало находить и открывать себя. Уверен, что через какое-то время среди известных профессионалов окажутся те, кто начинал свой путь, как говорят на западе, “in bedrooms” - в спальнях, с маленьким микшером, гитаркой, микрофоном, и компьютерной платкой. Так что широкие технические возможности - это замечательное достижение современности и реальный шанс для реализации творческого потенциала любого человека!

MB: - Как ты думаешь, почему отечественные звуковые приборы не могут составить конкуренции западному оборудованию?

АС: - На мой взгляд, в России пока плохо понимают причины, по которым качество отечественной продукции значительно отстает от западных стандартов. И дело не в том, что у нас плохие мозги. Российские разработки чаще всего весьма и весьма конкурентоспособны. Но при этом отсутствует главное - уважение к производству. Нет желания вникнуть в суть процесса и довести его до совершенства. Зато есть желание быстро и без особых усилий победить или заработать. Причем, это - характерная черта не только российского студийного бизнеса, а и всей российской жизни.

Мы были первыми во многих ведущих открытиях девятнадцатого и двадцатого веков. Возьмите Силиконовую Долину - там работают одни русские да индусы. В ведущих университетах США, опять же, трудятся наши профессора и доктора наук. Но проблема в том, что какие бы интереснейшие и новаторские идеи не выдвигались, лишь небольшая часть из них находила и находит свое коммерческое воплощение в России. Не говоря уже о том, что люди не привыкли зарабатывать на этом деньги. А на Западе даже на полупустой идее всегда постараются хоть как-нибудь, хоть что-нибудь, да заработать!

Яркий пример непрактичности отечественных предпринимателей: англичане по всему миру дистрибьютируют питерские микрофоны “Октава”, платя копейки за прекрасный прибор, который есть чуть ли не в каждой английской студии. И можно привести массу аналогичных примеров.

Хотя и в западных технологиях не все так гладко, как это может показаться на первый взгляд. Если вы сравните качество современного музыкального оборудования и того, что выпускалось десять лет назад - разница гигантская. И часто не в пользу современной продукции. Возникает ощущение, что год за годом форма постепенно побеждает содержание.

MB: - В результате тяжелой ситуации с отечественным производством, все современные музыкальные технологии проникают к нам через дистрибьютеров зарубежных фирм. Каковы перспективы дистрибьютерских компаний на таком обширном рынке, как Россия?

АС: - Для того, что бы ответить на этот вопрос, достаточно взглянуть на то, как обстоят дела в Европе и Америке. Там наметились большие перемены. Дистрибьютеры исключаются из традиционной цепочки товарооборота и индустриальные гиганты начинают выходить на зарубежные рынки и предлагать свою продукцию напрямую. В недалеком будущем этот процесс затронет Польшу и Чехию. Но нам подобные пертурбации пока не грозят. Западные компании вряд ли станут рисковать и самостоятельно выходить на российский рынок, ведь подобный шаг сегодня может привести к серьезным потерям.

MB: - Сейчас, на рубеже веков, модно спрашивать о прогнозах на будущее. Какой тебе видится мировая музыка XXI века? Какие “зерна” XX века дадут максимальные всходы? И что будет отвергнуто?

АС: - Музыка XXI века, как мне кажется, сначала переживет глобальную коммерциализацию и нивелирование под примитивный, легко усваиваемый массами стандарт. Нивелирование уже сегодня происходит во многих жанрах музыки - как в консервативной классической, так и в передовой популярной. Примеров - масса. Но это - тема для отдельного большого разговора. Когда же этот процесс приведет к общему выхолащиванию духовности и деградации основных культурных ценностей общества, передовые умы станут бить тревогу и, я надеюсь, начнется обратное движение к востребованности таланта и уникальности, к превалированию индивидуальности над усредненным коммерческим стереотипом.

Единственное, что я не подвергаю сомнению: периода революционного изменения музыкальной сцены, включающего в себя рождение сразу нескольких новых музыкальных жанров (я говорю о шестидесятых годах XX века), больше никогда в истории человечества не будет. Оптимистичный политический климат, окончание мировой войны, надежда на мирное будущее, приход нового послевоенного поколения, философия нового либерализма - это уникальное сочетание факторов привело к массовому освобождению от оков консерватизма. В музыке и молодежной культуре родилось рок-движение, которое на протяжении по крайней мере 15 лет (до середины семидесятых, когда, в основном, утвердились стандарты написания песен и основные форматы звукозаписи) было главной движущей силой общества и искусства. Хотя, наверное, стоит оговориться: так обстоит дело с точки зрения нашего поколения...

MB: - Спасибо за интервью. Последний вопрос: глядя на успех Eagles , нет ли у тебя мысли о воссоздании группы “Автограф”?

АС: - Reunion Eagles - это идеал возвращения на сцену. Я специально летел пять с половиной часов в Гонолулу, чтобы их увидеть. Уровень production был настолько высок, мастерство и обаяние - настолько сильны, что реакция на это событие в Штатах получилась совершенно ошеломляющей - как в критическом, так и в коммерческом плане. Я считаю, что если возвращаться, то только на таком, стопроцентном уровне. А если такое возвращение невозможно, то игра не стоит свеч.

“Автограф” - не Eagles. У нас никогда не было легендарного статуса, как не было и песни класса Hotel California. Возвращение “Автографа” будет интересно достаточно ограниченному контингенту музыкантов, ровесников и людей, у которых наше название ассоциируется с какими-то приятными или значительными событиями в жизни. Кроме того, с момента последнего концерта “Автографа” прошло уже 10 лет. Жизнь нас здорово раскидала, и потребуются значительные усилия, в том числе финансовые, чтобы организовать такое возвращение. В принципе, я не против, если найдутся желающие сделать это “на уровне”. Насколько я знаю, остальные члены группы того же мнения.

Звуковые файлы опубликованы с разрешения А.Cитковецкого

Условия размещения рекламы на сайте