Через 20 лет после распада группы Police музыканты возвращаются, чтобы вновь радовать своих поклонников. Давайте поподробнее расспросим гитариста Энди Саммерса обо всех деталях…

Достижения Police долго оставались на втором плане на фоне интенсивной кампании по экологической и сексуальной стабильности, проводимой лидером группы, пока не прогремела весть о воссоединении через 30 лет после первого концерта. А ведь к 1986 году, когда ансамбль находился на пике славы, эти парни собирали многотысячные стадионы, записали пять первоклассных альбомов, получили 6 «Грэмми» и входили в первые десятки чартов.

Фундаментом для этой славы были удивительно неортодоксальные популярные песни. В отличие от примитивной попсятины звучание Police объединяло в себе сложные синкопированные ритмы, вокал и басовые линии в стиле регги, грамотные тексты, чувственность джаза и панка и даже вкрапления классики и этники, что подавалось под видом трехминутного поп-шедевра. А гитарист ансамбля не только сочинял чертовски хорошие риффы, но и обладал собственным оригинальным стилем игры на соло-гитаре, знал немало аккордов и мог выразить свою индивидуальность в подкрепленном эффектами звуке.

Энди Саммерс был приверженцем своеобразия в стиле с ранних лет игры на гитаре. И ни продажа Les Paul ’59 Sunburst богоравному Эрику Клэптону, ни джем с Джими на пике блюзового бума не заставили его присоединиться к когорте подражателей; с этих пор Энди не переставал совершенствовать стиль в рамках сольной карьеры.

Саммерс и компания разрушили стереотип классического трио, оставаясь, при этом, в правильном фарватере. Послушайте, хотя бы, Walking On The Moon – разве мог бы хоть один гитарист выразить что-то подобное одним аккордом?

И вот незадолго до того, как эти аккорды вновь прогремят на радость воодушевленно публике во время осеннего тура, мы решили побеседовать с Энди Саммерсом об актуальном и не только…

Воссоединение группы, как правило, знаменует конец долгих ожиданий. Как у вас все получилось?

На протяжении последнего года мы часто пересекались. Особенно символичным был момент встречи на кинофестивале «Sundance» в прошлом январе. Стинг был там со своей женой, а я приехал поддержать Стюарта и его фильм о Police. Мы со Стюартом стояли за барной стойкой, когда к нам подошел Стинг, а кто-то в этот момент сделал удачный фотоснимок, который облетел мир за 30 минут.

Дело в том, что на этом фото мы выглядим как группа, и мне кажется, начало стоит искать здесь. Потом я пару раз виделся со Стингом, вышел фильм Стюарта и положительные вибрации начали заполнять воздух. В конце концов, что-то щелкнуло в голове Стинга и он решился. К тому же нам выпали все козыри. Особенно хорошо подошел 2007 год, ведь в августе будет ровно 30 лет с того дня, как мы отыграли первый концерт в бирмингемском клубе «У Ребекки». Хотелось сделать что-то особенное в эту годовщину, но никто и предположить не мог, что все выльется в огромное турне.

Вы будете играть какой-то новый материал?

Есть такая вероятность, но мы пока еще репетируем, и концепция не ясна до конца. Впереди еще пять недель, может быть, придумаем что-то.

В начале восьмидесятых вы были одними из лучших в мире. Как это сказывается при организации реюнион-тура?

Мысли вполне предсказуемые: Господи, этот статус нужно подтвердить! Хотя для себя я особой проблемы не вижу, ведь я не переставал концертировать после распада группы. Я же лучше и «глубже», чем многие полагают. Я играл, играл и играл, поэтому мне не сложно вновь выйти на сцену. Думаю, это касается и остальных. За последние две недели мы достаточно разогрелись, чтобы вновь набрать обороты. И надо отметить, мы ничуть не расклеились – держимся молодцом. Так что доказывать никому ничего не придется.

У вас всегда было потрясающее взаимопонимание внутри группы. После Police вы все играли с отличными музыкантами по всему миру. Сложно ли было вернуть эти старые ощущения?

Не очень. Хотя нелегко было перейти от комфортного общения к комфортной игре. Просто прийти и сказать «поехали» не получилось. Со Стюартом-то мы частенько играли. Нередко устраивали бешеные джемы в моей студии, а вот когда пришел Стинг, поначалу присутствовало некоторое напряжение. Но самое главное было достичь психологического единения при игре. Ведь речь идет не о трех отдельных музыкантах, а о коллективе.

Как ты сегодня относишься к использованию эффектов?

В последнем турне с джаз-трио мой педалборд был гораздо короче – немного дистора и эхо – но и музыка там была намного проще. Когда речь зашла о нынешнем грандиозном проекте, пришло многое изменить. Я нередко общаюсь с профессионалами, чтобы быть в курсе самых последних новинок рок-технологий. Посоветовавшись с Бобом Бродшоу, я закупился множеством педалей и собрал абсолютно новый педалборд, хотя большей частью примочек управляет мой техник из-за сцены. Я использую педали для переключения между куплетами, припевами, соло и т.д. Кроме того, предпочитаю «сырой/сухой» мониторинг, когда «сухой» сигнал идет на средние динамики, а «сырой» - на внешние. Звучит великолепно! А вообще я очень щепетилен при выборе акустической системы.

У тебя в активе есть какие-нибудь винтажные примочки?

Все от старых Tube Screamer, трех-четырех педалей фузза (ужас, не правда ли?) вплоть до Klon Centaur, с которой я долгие годы концертировал. Где-то на среднем западе мы отыскали парнишку, изготовившего педаль Lovepedal Eternity, которую я также добавил на педалборд. Кроме того, у меня стоит пара новых хорусов TC [Electronic].

Какие усилители будут стоять?

Я играю на замечательных Custom Audio от Боба Бродшоу.

Давай немного поговорим о твоей оригинальной игре расширенными гармониями, которая успела стать притчей во языцех. Тебе не кажется, что именно эти интонировки лежали в основе звучания Police?

Кажется. По сути, эти гармонии рождаются из моего стремления избежать клише и классических мажорно-минорных проходов 19 века. Хочется чего-то более интересного. Причиной может быть и моя эмоциональная потребность, мелодия ведь идет из глубины души, окунувшейся в океан музыки, которую я слышул всю жизнь: от МакКоя Тайнера до Белы Бартока и грегорианских хоралов.

Ты обращал внимание, как эти гармонии то тут, то там объявлялись у других групп?

Да, мне кажется, многие исполнители заимствовали наши идеи. Это своего рода отпечаток того, что мы делали в начале восьмидесятых.

Твой подход к исполнению соло в Police также отличается оригинальностью. Ты намеренно старался выходить за границы?

Тут вот какая закономерность. Ты попадаешь в ситуацию, когда надо реагировать бессознательно. Я всегда склонялся к этой концепции, потому что до прихода в Police я 6 лет изучал классическую гитару в университете в США, проникался джазом в детстве, и моя гармоническая палитра не ограничивается первой, шестой, четвертой и пятой ступенями. Врожденное музыкальное любопытство заставило меня призадуматься о том, из чего состоят аккорды? Что это звуки? Что за интервалы? Так уж я устроен.

Ваши песни были сильно подвержены влиянию регги, что для эпохи панка звучит достаточно дико. Как тут обстояло дело?

История о Police и регги уже давно обросла слухами. Я вырос в Англии, где был окружен разного рода ямайской музыкой, а к тому моменту, как мы собрали группу, большую популярность приобрел Боб Марли. Классическая байка гласит, что Стюарт дал Стингу свою коллекцию пластинок Боба Марли, и тот нахватался оттуда басовых линий, так что они стали проникать и в нашу музыку. Но мы не ставили задачи быть регги-группой. Для меня белый регги-ансамбль (каким нас в свое время называли, что очень раздражало) – это что-то вроде UB40, которые совсем не похожи на нас. Мы были намного креативнее.

Как группа приняла твое увлечением гармоническим диссонансом, которое заметно, например, на песнях Murder By Numbers с альбома 1983 года Synchronicity?

Прекрасно приняла. Опять-таки, в этом заключался наш поиск чего-то нового. Мы не играли сумасшедших гармоний просто так, «ну шоб отличаться», однако обсуждали возможность допущения того или иного диссонанса в каком-либо месте песни, расширяя, таким образом, музыкальные рамки и создавая собственный звук. Это не формула, но некий шаблон, который при желании можно применить. И в этом отличительная черта звучания Police.

После Police врожденная страсть к сложным гармониям привела тебя к прогрессивным джаз/фьюжн-проектам. Давай-ка вернемся назад к первым альбомам, сделанным совместно с Робертом Фриппом (King Crimson)…

Мы с Робертом славно поработали. Это один из тех редких случаев, когда два парня вырастают в одном городе, живут недалеко друг от друга, а потом попадают в одну группу. Позже он помог мне снова встать на ноги. Мы, собственно, вернулись в родной город и записывались там. Веселые были времена.

Интересно, что ты отзывался о Тэле Фэрлоу, как об одном из первых повлиявших на тебя гитаристов. Когда ты впервые познакомился с его творчеством?

Где-то в 14-15 лет. Этот замечательный гитарист был, без сомнения, одним из лучших, но к сожалению, слава пришла к нему не при жизни. А лучшим гитаристом для меня всегда был и остается Лени Бро, у которого мне даже посчастливилось взять пару уроков. Он был невероятным музыкантом. Есть, кстати, видео, где Лени и Тэл играют дуэтом. Так я и рос, слушая этих парней – Тэла, Джимми Рэйни, Кенни Баррелла, Барни Кессела, Гранта Грина – оказавших огромное влияние на мои музыкальные пристрастия. Старший брат в то время постоянно играл джаз – я тогда был еще тинейджером – а джаз не особо был в фаворе. Британская поп-музыка ужасала. По радио крутили всякую ерунду типа Элла МакКагана, а чтобы быть в курсе дела, приходилось следить за творчеством американцев типа Майлза Девиса.

Каковы твои музыкальные предпочтения сегодня?

Я счастлив снова оказаться в группе. Пока у нас небольшой перерыв в репетициях, но мы уже проделали половину работы… Что касается музыки, которую я слушаю, то это коллекция, собиравшаяся годами, поэтому она очень эклектична. Наверно, я не открою Америки, если скажу, что слушаю музыку через iPod. Там у меня все: от ближневосточных инструменталистов до классики… Майлз опять-таки…

Не хочешь ли ты сейчас публично развеять какой-нибудь миф из истории твоей карьеры?

(смеется) Хороший вопрос. Одним из таких заблуждений в закостенелой гитарной среде было утверждение, что в ранний период Police я не умел играть соло. Меня это бесило, ведь я-то считал себя суперкрутым гитаристом. У нас не было соло только потому, что мы вышли из эпохи панка, где играть гитарные соло было, мягко говоря, неприлично. Сегодня-то все можно и мы себя не сдерживаем, но вот в Лондоне 1978-1979 годов просто не принято было это делать. И так как мы достаточно быстро «выросли», жить в этих рамках было не очень приятно. Зато потом я отрывался целых 12 лет.

Guitarist, лето 2007
Перевод - Юрий Кириллов