Взгляд изнутри на его карьеру за годы, проведенные в группе Police, представлен в его новой книге под названием «Одним поездом позднее».

Andy Summers

Только подумайте: если бы в один прекрасный день в начале 1977 года Энди Саммерс и Стюарт Коупленд не сошли бы с одного и того же поезда на центральной лондонской станции "Oxford Circus" и не узнали бы друг друга, вы бы, возможно, не смогли бы промычать, напеть или просвистеть один из многочисленных хитов группы Police, которые мы все сегодня знаем наизусть.

Эта произошедшая по счастливой случайности встреча и дала название новой автобиографии Саммерса, "Одним поездом позднее", вышедшей в издательстве "St. Martin’s Press" в конце октября. В ней он приводит веселое и остроумное описание своего невероятного пути от никому не известного лондонского гитариста, любящего джаз, каким он был в головокружительные шестидесятые и начало семидесятых, до мировой славы в качестве одной третьей неимоверно популярного, невообразимо новаторского и очень влиятельного трио под названием Police в конце семидесятых и в восьмидесятых годах.

Будучи кристально честным, а часто – весьма забавным, Саммерс описывает взлеты и падения своей многолетней карьеры одного из самых успешных и почитаемых гитаристов в мире.

Лейтмотивом повествования выступает его любовь к своей семье и попытки соотнести ее с другой великой любовью – потребностью в игре музыки, которая поглотила его, когда он был еще ребенком, и поставила его на долгий и не всегда ровный путь, приведший его в итоге к таким звездным вершинам, которых мало кто достигал за всю историю поп-музыки.

Мы не хотим заранее портить вам удовольствия, но, среди прочих вещей, вы прочтете о том, как он однажды (в возрасте четырнадцати лет) преследовал гитарного героя из группы Shadows Хэнка Марвина через весь Борнемут, пытаясь получить автограф; о том, как он вызвал у Эрика Клэптона интерес к Les Paul 1959 года в середине 60-х годов; о том, как тусовался с Джимми Хендриксом, учился игре на гитаре в Калифорнии в середине 70-х, помогал Джону Белуши и чуть было не попал в тюрьму в Аргентине после особо напряженного концерта Police.

Перебиваясь случайными заработками в Калифорнии в середине семидесятых, он купил у собственного ученика потрепанный Fender Telecaster 1961 года. Эта гитара вскоре составила ему компанию в удивительном путешествии, длину и размах которого он тогда, возможно, и не мог себе вообразить.

В самом деле, то, что Саммерс имел длительную карьеру в поп-музыке задолго до создания группы Police, заслуживает упоминания, и он описывает эти события с потрясающим юмором и искренностью. Оказывается, он по-прежнему тесно общается со своим другом Зутом Мани, игравшим с ним в 60-х в одной группе, ненавидит картонные подставки-объявления, которыми завалено большинство комнат в отелях, и находит странным тот факт, что один из самых известных хитов группы, “Every Breath You Take”, так любят ставить во время бракосочетаний.

Только что вернувшийся с выступления, состоявшегося 29 сентября на Международном гитарном фестивале в Сан-Хосе, Коста-Рика, Саммерс любезно позвонил нам в начале ноября, прямо перед началом рекламной поездки для раскрутки своей книги.

Долго ли вы писали книгу?

Примерно пару лет. На самом деле, я не могу припомнить, когда я начал, но, по сути, большую часть я написал в течение шести месяцев в конце 2004 года, когда я ничего не делал целыми днями, кроме того, что писал.

Вы вели дневники?

У меня было множество заметок. Разумеется, я фотографировал все, начиная с самого начала и до конца, и, кроме того, о Police написано множество книг. Раздел, относящийся к Police, был самым трудным для меня – не только в эмоциональном плане, но также и потому, что это время было так богато событиями, что мне пришлось создать некий стеллаж с происходившими фактами, а потом пройтись по нему, постигая психологическую подоплеку, что, конечно, намного интереснее. Но это было довольно сложно проделать.

Вы довольно откровенно описывали как свои падения, так и взлеты…

Ну, это же жизнь, понимаете (смеется).

Вы, разумеется, уделяете значительную часть книги своей жене Кейт и дочери Лейле. Поведала ли эта книга вашей семье что-то новое, что они еще не знали?

Хммм, ну, кое-что про ночь в тюрьме – я думаю, моей дочери это было неизвестно; конечно, мои сыновья (изображает, как они смеются над ним) – а у меня два сына – они просто посмеялись надо мной; они думают, что это здорово, понимаете ли. Такие вот дела.

Вы действительно гонялись за Хэнком Марвином?

(Очень сухо) Да. Мне было 14 лет, и Хэнк был для меня кумиром…

А когда вы останавливаетесь в отеле в наши дни, вы по-прежнему выбрасываете в помойку эти картонки-объявления?

(Задумывается) Да! Интересно, что вы об этом заговорили. Но, наверное, как и множество других людей, я люблю, когда моя комната не замусорена этим хламом – может быть, я просто стремлюсь к чистоте. На самом деле, на этот раз я жил в очень милом отеле (в Коста-Рике). Меня поселили в прекрасных апартаментах, и там было не так уж много этого барахла.

Вы до сих пор общаетесь с кем-нибудь из своих одногруппников, с которыми вы играли вместе в шестидесятых или в начале семидесятых, например с Зутом или с кем-нибудь еще?

Я только что отправил по электронной почте письмо Зуту этим утром.

Вы шутите?

Нет, он сам написал мне, как ни странно. Я ответил ему, что я буду в Лондоне в первую неделю ноября.

Это так здорово, что вы по-прежнему поддерживаете отношения.

Да, все эти годы спустя мы с ним до сих пор общаемся. И вы знаете, я вижусь с ним не так уж и часто, но примерно каждые два года я приезжаю к нему в гости, и мы сидим с ним и болтаем всю ночь напролет.

Одна из групп, в которых вы с ним вместе играли в 60-х, Dantalian’s Chariot, выпустила классический психоделический сингл под названием “Madman Running Through the Fields”.

Да, это довольно неплохая песня.

Вы упоминаете в книге, что песня содержит намек на будущее творчество – "звенящий одиннадцатый аккорд", который позднее появится в песне “Walking on the Moon”.

Да, я в тот момент считал, что я все продумал. Но потом, конечно, этому не было суждено сбыться; мне пришлось пережить несколько тяжелых лет, прежде чем я достиг цели.

Так получалось всегда – я не мог понять: у меня было ВСЕ. Только не было.… Ну, я имею в виду, что это все описано в книге – на примере этой ситуации. Как бы то ни было, все случилось так, как оно случилось. Отсюда и название, "Одним поездом позднее" (смеется).

Ваше чувство юмора дает о себе знать на каждой странице.

Ну, я бы сказал, что так и должно быть – если только вы не русский, переживший в России революцию и собирающийся написать серьезный и мрачный увесистый том о жизни при царе. Я думаю, что люди в какой-то степени ждали этого от меня.

Police часто звучали по-разному. На ваш взгляд, каково самое "подлинное" звучание группы Police, и на каком из альбомов оно передано?

Подлинное звучание Police – оно очень разноплановое, по сути, это звучание гитары, баса и ударных, на которых играем мы втроем – и это весьма уникальное звучание, если позволите мне такую нескромность.

Тем не менее, между первым альбомом "Outlandos d’Amour" и альбомами "Ghost In the Machine" или "Synchronicity" довольно большая разница.

Да. Скажем так, для меня первый и второй альбомы Police имеют именно тот самый, подлинный звук Police. Затем продюсирование стало влиять на звучание альбомов немного больше. Третий альбом звучит довольно плотно, но к четвертому или пятому альбомам в игру включились другие факторы, что, опять-таки, подробно изложено в книге. Психологическая почва в чем-то изменилась.

Мне нравятся первый и второй альбомы. Я считаю, что второй альбом («Reggatta de Blanc») передает наше звучание в наибольшей мере, поскольку при записи первого альбома мы все же испытывали некоторые затруднения – и это продолжалось шесть месяцев, ну вы понимаете – один вечер в субботу на протяжении шести месяцев – это все время, которое мы могли уделить для его создания.

А вот второй альбом… Конечно, мы уже начали завоевывать популярность, и мы много ездили в турне и выступали, и мы были очень уверены в себе. Благодаря этому мы постоянно прогрессировали, и этот альбом был записан менее, чем за две недели. Так что мы были просто «в ударе». Поэтому для меня второй альбом является квинтэссенцией всего творчества Police.

Не зная отдыха…

Да, мы работали, не разгибая спины. Мы постоянно были в турне. Мы были просто сущим хаосом, который затягивал и уничтожал всех и все, что стояло на его пути. Люди приходили и уходили, а мы были так вымотаны происходящим вокруг, что оставались тихим пятном в эпицентре урагана. Все события вращались вокруг нас троих.

И, конечно, как вы знаете, нельзя оставаться не затронутым собственной разрушительной силой, хотя другие люди пострадали намного больше, чем мы сами. Все эти вещи – слава и деньги – подкупали их больше, чем нас самих, потому что у нас была наша музыка, у нас всегда была работа и, я думаю, мы всегда чувствовали твердую почву под ногами.

Не то, чтобы мы не поддавались этому безумию, но нам всегда приходилось сохранять в себе достаточно сил, чтобы подняться на сцену и отыграть мощнейшее шоу, что бы ни случилось.

На самой последней странице вы называете Police «неразрешенным» приключением. Нужно ли это решение? И что помогло бы разрешить его?

Что ж, хороший вопрос. А зачем нужно что-то разрешать? Я не думаю, что мы будем выпускать еще альбомы. Я имею в виду, если не произойдет чуда. Но фактически, знаете, мы никогда не объявляли, что "все, это конец, мы никогда больше не вернемся". И то, что мы словно тихонько вышли с черного хода, чтобы никто не мог плести свои сплетни, - это стало довольно сильным разочарованием. И потом то, что мы никогда не выступали с последним прощальным турне или чем-нибудь в этом роде, это всегда напоминало мне о том, что дела остались незавершенными.

Но вы поставили интересный вопрос – зачем заканчивать это? Я хотел сказать, что это никогда не будет закончено, потому что мы будем продолжать делать свое дело даже, если мы и не будем выступать как одна группа. Я выпустил эту книгу, Стюарт снял свой фильм, Стинг никогда не уходил со сцены – все продолжается и будет продолжаться.

Вы также называете Police "последней великой группой шестидесятых". Что вы имели в виду?

Да, я сказал такое. Я не уверен, что я могу это ясно сформулировать, но мы всегда ощущали себя именно так. Мой стиль явно происходит из шестидесятых, я играл в те годы, Стинг тоже, как и я, вырос на the Beatles и на Rolling Stones и подобной музыке. Мы происходим из "песенной" эпохи.

Мне кажется, что от шестидесятых мы взяли многое не только в музыкальном плане, но также и в философии и мировоззрении. Безусловно, мы были детьми контркультуры, и, я думаю, в некоторой мере мы впитали в себя этот показной, явный идеализм, которым отмечены шестидесятые, что бы не сработало в современном мире – он шокирует нас другими вещами. Но я считаю, что духовные ценности, пришедшие из шестидесятых, даже если они с высоты сегодняшнего дня кажутся в чем-то наивными, до сих пор обнаруживают себя в музыке. Это была замечательная пора и прекрасное время для гитаристов. Все вокруг казалось таким новым и, на самом деле, так оно и было – громкие гитары, длинные волосы, свободная любовь, дзен-буддизм. Головокружительное было времечко…

Очевидно, что наша музыка является намного более современной и новой, и она звучит совершенно по-особому, но мне всегда казалось, что мы именно таковыми и являемся... Так же, как и такая группа, как U2.

Вы пишете, что вы помните не только свою первую гитару, но также и первый аккорд, который вы выучили – D7.

Возможно, так оно и есть. Я пытался сложить пальцы треугольником, что казалось невероятно сложной задачей.

Песня “Every Breath You Take” стала популярной на свадьбах. Разве это не странно, принимая во внимание ее мрачный текст?

Да, это так, потому что, по-моему, эти слова на самом деле – Стинг всегда рассказывает об этом – о том, как он расстался со своей первой женой, и они были вынуждены пережить все эти сложности, они подали на развод и т.д. И, конечно, это стало очень громким делом, потому что он явно был восходящей звездой, и именно об этом и была написана песня. А люди всегда неверно истолковывали ее как какую-то песню о любви, которой она на самом деле не являлась.

Там такая романтическая, прекрасная музыка и вдруг начинаются эти нервные слова со скрытыми угрозами…

Совершенно неправильно истолкованные. (Напевает: «Every breath you take - oh isn’t that lovely. Every breath you take - Oh, I love you»). Они имеют абсолютно противоположный смысл. Стинг даже как-то раз сам признал, что его поняли превратно; они просто вывернули весь смысл наизнанку. Что ж, по крайней мере, она стал хитом (смеется).

fender.com
перевод - Илья Шлыков