Бадди Гай - полный распиздяй. По-крайней мере так его назвали Мадди Уотерс и Сонни Бой Уиллиамсон, его учителя. Играет то он уж точно как распиздяй.

В 62 года этот ветеран 50-х и 60-х рассвета чикагского блюза пользуется одним из самых гадких гитарных словарей. Гай - не только источник фраз, заимствованных у старых монстров блюза, как Уотерс и Гитар Слим. Он новатор, чьи наиболее радикальные гитарные трюки можно отнести скорее к фри-джазу и авант-року, чем к блюзу. Гай чисто тянет ноты на своем стратокастере, дразня бешенный фидбэк маршаловского стэка, неистово качая вибрато, похожее на вамми, сжимая струны за пределами гитарный возможностей.

На сцене Гай ныряет в соло. Его гитара взрывается всеми звуками, какими он хочет, он превосходит сам себя, играя на весле за головой, протирая звучки майкой....все время смеется. Потом убавит звук, начнет копировать Би Би Кинга. Гитара Гая плачет как голубой бриллиант, а он сам поет как нежный черный ангел.

Его движения вызывают ассоциации с Хендриксом и Клэптоном, которые оба говорили о его большом влиянии на них. Комбинация его глубоких творческих ресурсов и потрясающей креативности сделала Гая вторым лишь после Би Би Кинга на вершине современного блюза.

Но не все пришло так просто, говорит Гай. Он вырос на бедной луизианской ферме с пылающим желанием жить гитарой. Когда он почувствовал, что сможет обеспечить себя музыкой, он уехал из дома на поезде в Чикаго, надеясь лишь только увидеть своих кумиров. Но вскоре он уже был без денег и очень голодный. Выживал, играя в кабаках за гроши, живя на улицах Города Ветров. Боль в пустом желудке почти сломала его и он чуть не уехал обратно на юг. Но как-то вечером, когда Гай был на гране краха, Мадди Уотерс стянул его со сцены, накормил сэндвичем и занялся его карьерой.

Гай вспоминает: "Кто-то сказал ему, типа 'этот черный ублюдок действительно умеет играть, настоящий распиздяй' - так Мадди нашел меня. Он шлепнул меня по лицу и сказал 'никуда ты не поедешь. ты остаешься здесь и будешь играть со мной.'" Гай настолько часто рассказывал эту историю, что она уже стала блюзовой легендой. Но в его голосе слышится нотка удивления, почему же именно его выбрал его кумир. Он считает себя очень удачливым.

Окруженный крепкой любовью Мадди, Гай обнаружил что играет на сейшенах и в клубах со своими героями (все с Chess Records - там писались всякие электрические блюзмэны-новаторы): Сонни Бой Виллиамсон и Литтл Уолтэр (гармоника), Джимми Роджерс (гитарист-композитор), Хаулин' Вулф и конечно сам Мадди. Но со всеменем карьера Гая утонула в зыбучих песках блюза. Те, кто видели дьявольски яркого гитарсита со своим стратокастером, изрыгающим грязный блюз, знали, что его не приручить. Но Леонард Чез и другие продюсеры держали Гая в ежовых рукавицах. Время от времени даже подписывались под его песнями, тем самым лишая его гонорара.

К тому времени, как голос гитары Гая был пропитан спиртным и рычал дисторшеном, его выступления были прикольны и испускали кучу энергии, он вдохновлял своего фэна Джими Хендрикса приобрести тот же подход к музыке, продюсеры Гая выгнали его из студии. Они были людьми, которые делали и продавали блюзавые пластинки и они не знали, что делать с теми звуками, которые доносились из динамиков Гая. Насколько они предсталяли, это был не блюз. И пока Чез не увидел, как Хендрикс и Крим взлетают на топы чартов, он не понял, какую ошибку допустил, не предоставив Гая самому себе.

Но для Гая все уже было слишком поздно. Тяжелый интсрументальный состав блюз-рока ушел без него. Конечно, Гай нашел свое место в сердцах гитаристов и фанатов блюза со своими эпичными, более свободными, выступлениями на "лейблах для коллекционеров" типа Делмарк или Вэнгард. Он даже подписал долгосрочный контракт о сотрудничестве с губным гармонистом Джуниор Вэллс. Эта пара, врзывная и артистичная, после длительного тура сделала себя мировыми, пусть непризнанными, легендами.

"Иногда я пинаю себя и говорю 'Почему ты не послушал Хендрикса и других?' они говорили 'Бадди, езжай в Англию!' Хендриксу нужнно было поехать туда, чтообы его признали. Такие люди, как Клэптон говорили то же самое." Вместо этого Гай остался в Чикаго, где он открыл (а потом закрыл) легендарный Checkerboard Lounge, и потом основал свсой теперешный клуб Buddy Guy's Legends. Лишь только в 1990 году он заключил контракт с Silvertone Records. Этот успех явился неким эквивалентом его славы.

Начав с Damn Right, I've Got the Blues того же года, Гай сделал четыре жестких альбома, а также один живой компакт, испорченный мертвой аккомпанирующей группой. Его новый диск назван Heavy Love - и это действительно старый, добрый, живой, лучщий Бадди.

Гай играл с сымыми горячими, крутыми и дикими людьми в блюзе. И он любит говорить об этом. Он вспоминает, как в свои молодые годы играл на чикагской блюзовой сцене, где музыка и люди, которые ее делали, буквально наэлектризовывались и испускали искры, готовые зажечь самый яркий костер рокенрола.

Парни, которые записывались у Чеза были круты. Я понимаю, что если бы ты не понравился Литтл Уолтеру или Сонни Бой Уиллиамсону, они бы тебя прирезали.

[смеется] Они бы подшучивали...по-крайней мере со мной. Когда я только там появился, я никогда не грубил. Но как бы было круто если бы они записывали все, что было сказано с старой Чезокской студии. Все, кто входили и встречались с этими старыми блюзовыми крысами были названы мудаками и распиздяями. В течение шести месяцев знакомства с тобой они бы смотрели на тебя и говорили "Эй, ты, ублюдок!" Если бы они разговоривали с Louis and Dave Myers [такая комадна братьев, играющих на гитаре и басу в пятидесятых в Чикаго] или с Junior Wells они бы и их называли также. Братья Чезы тоже так поступали. Единственный способ определить, что они разговаривают с тобой, был их палец, указывающий на тебя. Но они не со зла. Они бы сказали: "Эй, урод, я хочу чтобы седне пришел на сейшен и поиграл со мной!". И попробуй откажись.

Я знаю, что ты боролся с Леонардом Чезом по поводу звука твоей гитары, но Эли Тосцано, который владел Cobra Records в Чикаго, и кто первый тебя записал, действительно знал, как ты должен звучать. "Sit and Cry the Blues" и другие синглы, которые вы записали, просто сносят мне крышу.

Нуу, они уже не производят тех инструментов и продюссеры уже не те, чтобы сказать "Просто записывай, что ты играешь". Бадди Гай не изменился, но электроника и инструменты изменились. Поэтому нельзя найти страт 57-го года, не заплатив за него 40000 долларов. Те гитары, которые они делают сейчас, другие. Когда я записывался на Cobra, у меня был мой первый стратокастер, который кто-то благополучно украл. Эта гитара звучала потрясающе. И на студии не было всяких этих крутых заморочек. Они записывали только то, что ты играл вживую, вместе. Сейчас ты сам делаешь записи без кого-либо. Просто приходишь в студию, играешь что-то, потом они проигрывают, что ты наиграл, и ты говоришь себе: "И это я?" Они могут пропустить мою гитару через любые эффекты, так, что я иногда даже не узнаю свой звук.

Что из себя представляла студия Cobra?

Это был старый гараж с бочками позади и Эли Тосцано получал такие звуки, которые никакая электроника не могла дать. Там не было никакого контроля за входом или чего-нибудь в этом духе. Все просто сидели позади в этом гараже. Бутылка виски - и ты играешь. Сигареты, прожигающие пианино и гриф гитары. И ты не подстрагал струны как сейчас, их оставляли болтаться. Это выглядело круто. И там стояло старое пианино с бутылкой виски на нем.

Трудно было контролировать количество выпитого спиртного?

Тогда они хотели, чтобы ты играл подвипвшый. Они думали, что этом случае ты играешь лучше. Когда тебе хорошо, ты все отдаешь музыке. Мне было стыдно и я не был пьяницей, но Сонни Бой и Мадди посмотрели бы на меня и сказали бы: "Парень, тебе обязательно надо выпить". Я научился пить немного вина, а потом немного виски и тогда меня хлопали по спине и говорили: "Теперь ты играешь". Но старина Сонни Бой умел выпить. Он частенько выпивал виски в 7 утра. Я говоил: "Этот парень не сможет седне играть". Я бы выпил пару бутылок пива и был бы уже навеселе. А этот Сонни просто бы стоял и играл всю ночь. Потом он говорил: "Больше таких парней как я не делают". Незадолго до того, как он умер, он сказал: "Я щас расскажу тебе одну вещь. Когда мне было 29, доктор посмотрел на меня и сказал 'сукин сын, если ты не бросищь пить, ты умрешь до того, как тебе исполнится 30'". Сонни было 70, когда он мне это говорил. Потом он, смотря мне прямо в глаза, сказал: "Этот сукин сын, доктор, уже дааавно помер."

Некоторые музыканты говорили мне, что Уилии Диксон - величайший композитор пятидесятых и шестидесятых чикагдского блюза - воровал их песни. С тобой это случалось?

Это случалось со мной все время, когда я был молод и еще не понимал, что к чему. У меня была проблема с песней ["Don't Know Which Way to Go"], которую Эрик Клэптон попросил меня записать для саундтрэка для фильма Rush [1992]. С самого начала я ее считал моей, но потом я узнаю, что она Уилли Диксона и выпущенная позже на 20 лет. Он умер позже того, когда мне представился случай разобраться с этим. Как Уилли мог написать это, когда я даже не знал, о чем пою в тот вечер, когда ее сочинил? Я думаю, что это они его надували. Некоторые большие музыканты у Чеза как будто приходили в студию, слышали что-то, что им нравится и говорили Уилии: "Я займусь этим, но ты отдаешь мне половину как соавтору". Я писал несколько песен, а потом видел, что они написаны Бадди Гаем и Уилли Диксоном. Я придумывал строчку типа "My baby left me this morning and she won't be back." Они ее переделывают в "My baby left me last night and she won't be back" и говорят, что это их песня, потому что они поют "last night". Так случилось с "Let Me Love You Baby," "I Dig Your Wig." Те песни, с которыми, как им казалось, они уже ничего не сделают, они отдавали мне. После того, как Уилли Диксон умер, с кем ты поспоришь по этому поводу? Я поставил на этой песне крест. Ты же не разбудишь покойника и не скажешь ему: "Зачем ты сделал это?" Ты должен забить на это. Леонард Чез умер. Уилли Мэбон и Эдди Бойд [чикагские блюзовые пианисты] проклянали его. Я говорил им: "Забудьте. Жизнь продолжается. Вы не можете выкопать его и потребовать что-то".

Твой старый партнер Джуниор Вэллс недавно ушел из жизни...

Мне его не хватает. Я частенько говорил людям, что нас много осталось. Но сейчас это уже не так. Печально. Джонни Коуплэнд, Лютер Эллисон, Джимми Роджерс и Джуниор Вэллс [гитаристы] и некоторые еще из нас умерли в прошлом году. Блин, это пугает. Джуниор и я, у нас был один и тот же доктор, и два с половиной года назад он послал меня поговорить с Джуниором. Он сказал: "Джуниор не бережет себя". Он был таким парнем, что если бы ты ему что-нибудь посоветовал, он бы ответил: "А пошел на хуй". Но ведь тело - это как машина. Если не добавлять масло - она сгорит. С другой стороны сейчас люди говорят, что виски вредно, курить вредно и даже эти химикаты, которыми они опрыскивают всякие овощи, тоже вредно. Ты должен за всем следить. Но ты знавешь, мои прародители всегда жевали табак и курили трубки и дожили до 90 лет. Мало кому это удается сейчас.

Когда ты приехал в Чикаго, где ты любил больше позависать?

Не было любимых мест. Ты идешь вниз по улице Чикаго в 57-м или 58-м году, приятным летним днем, в надежде встретить Мадди Уотерса или Литтл Уолтера или еще кого. Ты бы никогда не нашел места, где Мадди играет, потому что в одном только квартале было 10 баров с открытыми дверьми. Ты слышишь музыку, доносящуюся оттуда и говоришь себе: "Это должен быть Литтл Уолтер". Но там играет кто-то незнакомый. Барабаны, гитара и гармошка. Они просто держат тебя за задницу. Ты думаешь: "Блин, да кто же это?" И следующее, что ты понимаешь, это то, что уже утро. Самый крутой бар, где я играл было место под названием Squeeze Club. Он был на 60 and Homer, West Side. Это был первый раз, когда я увидел как один тип просто зарезал кого-то. Я играл, но потом убрал гитару и сказал: "Я не могу этого видеть". Они назвали это место Bucket of Blood (ведро крови).

Бары были открыты круглые сутки в то время?

Ага. Куча людей с юга повалило на работу в Чикаго. По ночам было столько народу, что иногда мне приходилось пропускать по два автобуса в 3 часа ночи, потому что я не мог в них залесть - они были битком набиты. Иногда мы играли всю ночь. Иногда начинали в 7 часов утра. По воскресеньям мы приходили в бар утром в 7 часов и там уже было 15 гитаристов. Я говорил себе: "Какого черта я тут делаю?" Ерл Хукер, Уэйн Бэннетт, Фрэдди Кинг, Лютер Эллисон, Мэджик Сэм и Мэтт Мерфи и еще несколько клевых парней - все ждали бивты с тобой за бутылку виски. Но я помнил, что я там для того, чтобы учиться. Единственная вещь, которая спасла меня, когда я приехал в Чикаго, было то, что все гитаристы играли сидя на стульях. Но я никогда не видел, чтобы Гитар Слим сидел. Когда я вперые увидел Гитар Слима в Луизиане, с его синими волосами, прогуливающегося по бару с гитарой и 150-ти футовым шнуром, я сказал себе: "Вот как я хочу играть на гитаре". Хмм, у меня был этот 150-ти футовый шнур для битв. Однажды, когда шел сильный снег, я воткнул его и сказал "Вынесите мне его на улицу". Я ударил по струне и мне не надо было продолжать. Приз был полпинты виски и они мне вынеси его на улицу. Я мог вставать, бегать, играть в ванной, пытаясь поднять хоть какое-то возбуждение, потому что иначе мне было не переиграть этих парней. У меня была кое-какая работенка, потому что гитарой я не мог себя прокормить. Я играл до 4-х в клубе и ко времени, когда я оттуда уходил мне уже надо было на работу к 7-ми часам. Так что я ложился на заднее сиденье моей задрипанной тачки, спал часок-другой и вставал на работу.

А сейчас ты пьешь, чтобы раскрепоститься перед игрой?

Пара двойных Remy Martin X0. Очень дорогой коньяк. Чувак, я все еще боюсь сцены. Я принимаю пару или тройку рюмок перед выходом, пытаясь добиться того, о чем меня учил Мадди. Выхожу на сцену и пытаюсь выложиться по полной. Когда я выхожу, я боюсь, но лишь где-то в гулбине мозга. Смотри, когда ты покупаешь тачку - продавец пытается тебя наебать. Ты покупаешь дом - чувак пытается тебя наебать. Когда ты покупаешь ботинки, есть шанс, что тебя оттрахают. Но когда я играю на гитаре, первое, о чем я думаю, когда выхожу на сцену, это "Приятель, отдай им все, что у тебя есть. Люди не привыкли получать ровно столько, за сколько заплатили."

перевод - Сергей Озерников