Родившийся в 1915 году внук иммигрантов Lester William Polfuss продемонстрировал врожденный немецкий талант к аналитическому мышлению в чрезвычайно раннем возрасте. В нем сочеталость ненасытное любопытство в отношении окружающего мира и природный дар шоумена. Его изобретательность и способности музыканта соединились после появления электроники и рождения джаза, дав старт и развитие впечатляющей карьере, которая простирается уже на три четверти века.

Начав свою карьеру в 13 лет под псевдонимом Red Hot Red, он встретил своего главного гитарного наставника – разносторонне одаренного Sunny Joe Wolverton, переименовался в Rhubarb Red и завоевал широкий успех в качестве исполнителя кантри на радио, будучи еще подростком. Впоследствии, вдохновленный великими джазменами своего времени, он в 1934 году предстал в новом образе под именем Les Paul и стал главным мотором в популяризации электрогитары, изъяв ее из ритм-секции и выдвинув на передний план как солирующий инструментю В конце 40-х он нашел свой фирменный «новый саунд» и со своей женой Mary Ford выпустил череду хитовых записей, которые навсегда изменили то, как музыку записывали и слушали.

Гитарная техника, которую он отточил в период своего расцвета, продемонстрировала потрясающие новшества, копируемые по сей день. А его вклад в технологию записи аудио и электронную обработку звука проложил несколько троп, которые с тех пор превратились в скоростные автострады. Везде и всегда Les Paul обращался ко всем доступным источникам и, сочетая их со своими собственными идеями, создавал уникальные новшества. Масштабами ощутимого по сей день влияния, которое он оказал на технологии записи, разработку инструментов и современную популярную музыку, не может похвастаться никто иной. Он изменил музыку. Он настоящий крестный отец современной электрогитары.

Вы по-прежнему участвуете в разработке новых гитар Gibson, таких как Digital Les Paul?

У меня есть две или три экспериментальных модели. Мы собираемся вместе и развиваем эти идеи, и во многих случаях движемся в разных направлениях. Минуту назад мы занимаемся одним, через минуту делаем что-то совсем другое. Но это интересно, потому что мы добиваемся многого, чего нельзя сделать в аналоговом звуке. Мы переключаем звуки, в какой-то степени меняем природу инструмента. А когда что-то оказывается невозможным, мы возвращаемся к исходной точке, перепаивая, изобретая заново – все время в работе. Я работаю над цифровой гитарой Les Paul с самого ее младенчества и экспериментирую в различных направлениях. Это то, что мне нравится

Она, должно быть, отличается от вашей первой гитары.

Мою первую гитару я купил в Sears & Roebuck (недорогая розничная сеть) и, если не ошибаюсь, она обошлась мне в $3.95. Когда я ее получил, я поволок ее прямо в столовую, а оттуда в кухню. На кухне была мама, я вынул гитару из коробки и одна из струн сказала «дзынь». Мама сказала: «Сынок, ты уже отлично звучишь!» Это была замечательная шутка!

Ваша мать была музыкальной?

Да. Она играла на пианино, и обычно играла много блюза. Моя мать и отец разводились, и она сидела за пианино и плакала. Это был ее блюз.

Она была весьма в курсе всего происходящего, что было коммерческим и что не было коммерческим. Поэтому было кому исподволь направлять меня.

Это был ценный подарок для меня, потому что она говорила: «Ты должен поставить свою ногу здесь, ты должен сделать там вот это, а вот тут улыбнись». Или она говорила «Делай вот так и вот так!». Она всегда думала, как это будет выглядеть на сцене. Она знала, когда у меня получается хорошо. Она знала, когда звучат правильные ноты, а когда неправильные.

В какой момент вы решили, что гитару надо усиливать?

Когда я получил свою первую гитару, мои пальцы не доставали до шестой струны, поэтому я просто ее снял и играл только на пяти. Мне было всего 6 или 7 лет. Я использовал радиоприемник моей матери в качестве системы звукоусиления. Я брал телефонную трубку, отсоединял два провода, подключал их к радио, и звук шел из динамика.

Позже я играл в забегаловке барбекю на пол-пути между Ваукеша и Милуоки, и людям понравилось, когда я впервые вышел на сцену. Я играл в этой забегаловке, подъехала машина, и в ней был парень на откидном сиденье. Он на ходу написал мне записку, в которой говорилось: «Red, твой голос и гармоника звучат хорошо, но твоя гитара недостаточно громкая».

И с этого началось?

Да, этот парень заставил меня задуматься над тем, что надо найти способ заставить гитару звучать громче. И когда я попытался, я тут же столкнулся с проблемой обратной связи. Поэтому я набил гитару салфетками, ношеными носками – я пробовал все! Затем я вынул все это и залил гитару гипсом. Стало лучше, но это был не метод. Поэтому, в процессе уничтожения гитары, я решил, что лучше всего будет раз и навсегда найти самый подходящий кусок древесины или стали.

Мне нужно было что-то очень плотное, что давало бы продолжительный сустейн, а также куски дерева, которые давали бы более мягкий, гладкий звук. Я попробовал оба способа. Я начал с куска железнодорожной рельсы, длиной примерно сантиметров 75, натянув на него струны, прямо вдоль рельсы, и положил под струны динамик телефонной трубки. В итоге я подключился к радио, и из него раздался звук железнодорожной рельсы!

Я побежал к матери, рассказал ей об этом, а она сказала: «Вот когда ты увидишь ковбоя на лошади с рельсой в руках…» (Смеется) Поэтому я быстро отказался от рельсы.

Это должно было выглядеть как гитара?

Да! Поэтому я сказал: «Теперь мне нужно взять кусок дерева и заставить его звучать как рельса». Но мне так же надо был сделать его красивым, чтобы тот, кто на нем играл, воспринимал его как свою подружку, бармена, жену, психоаналитика – типа того. Гитара в такой степени стала частью меня, тем, что я люблю больше всего, что я понял, что то же самое будет происходить по всему миру.

Вы также углубились в мир записи, и в итоге изoбрели многодорожечную запись?

Все началось с того, что я поймал волну на радио и услышал поющего ковбоя. Я стал прислушиваться не только к тому, как он поет и играет на гитаре, но и к тиканью часов, его дыханию, призвуку от струн, фону передатчика. Я начал интересоваться звуком в его различных проявлениях, и мне нужна была четкость воспроизведения, как если бы я сидел прямо под передатчиком радиостанции. Я на самом деле садился на велосипед, брал свой детекторный приемник и наушники и сидел под передатчиком, так что я мог слышать все, происходящее в студии. Можно было слышать все, что там происходит. И конечно, это дало мне совершенно новую перспективу, и я затем сделал рекордер, чтобы записывать и прослушивать то, что я делаю, и фиксировать тот же самый звук.

Какова была Ваша роль в разработке многодорожечной записи, и как люди отреагировали на идею?

Мое участие было с самого начала. Я обратился к трем различным производителям рекордеров, но никто из них не счел это осуществимым, пока я не встретил Ampex. Они сразу ухватились за это. Они настолько были воодушевлены, что немедленно выделили под это персонал, несмотря на то, что у них в полном разгаре был другой проект, который использовал потом ту же механику. Первый цветной видеомагнитофон и первый многодорожечный аудио рекордер дополняли друг-друга и использовали сходные механизмы.

Я был глубоко вовлечен в свою мечту, создание многодорожечной записи, которое началось в 1953 году и закончилось в 1956 г. Так что это потребовало много интенсивной работы. Перед тем как 8-дорожечный рекордер заработал, как надо, мы трижды возвращали его в Ampex.

Затем мы сделали некоторые серьезные модификации внесли столько изменений, что парень, который работал со мной, стал вице-президентом Ampex. Забавно, но они решили, что те, с кем я работал, были больше в теме происходящего. Мы работали вместе очень тесно и мы были на много лет впереди остального Ampex.

Когда продукт вышел на рынок, индустрии потребовалось примерно пять лет, чтобы понять, что с ним можно сделать, потому что по какой-то причине их воображение ограничивалось вопросом: «Где мы найдем еще одних Les Paul и Mary Ford?»

Они не думали: «Мы могли бы добавить партию Artie Shaw или партию Benny Goodman или другого голоса», - и о других разных вещах, которые можно сделать с многодорожечной записью, помимо того, что делали Les Paul и Mary Ford.

Просто удивительно, насколько они медлили! Но как только до них дошло, и прибор купили и Motown, и Atlantic Records, и Tommy Dowd и все остальные, это был божий дар, потому что мир действительно изменился благодаря потенциалу многодорожечной записи.

Как началось Ваше партнерство с Mary Ford

Mary и я были вместе пять лет. Она была гитарной тусовщицей и следовала за мной из города в город. Я был таким перекати-полем! Она считала, что нет никого, кто играл бы и звучал как я. И через пять лет, я решил, что надо что-то сделать с моей группой. Я собирался ввести женский вокал.

Итак, Mary и я жили в Нью-Йорке, я работал с Paramount, и мы решали, кто был бы лучшей кандитатурой. У нас были Rosemary Clooney, Doris Day и Kate Starr. В итоге я выбрал Doris Day в качестве той, кто будет у меня петь. Но в последнюю минуту я передумал и сказал: «Нет, не думаю». А Mary сказала: «Что ты намерен делать? Петь и играть на тамбурине?».

Я понял, что мне надо где-то кого-то найти. Но этого не случилось, пока однажды я не играл в забегаловке, принадлежащей моему отцу и брату, и брат забыл нанять контрабасиста. Mary ездила со мной пять лет. Я сказал ей, что она должно быть знает, что я играю, и может подыграть сама! И именно тогда я решил, что Mary может и спеть что-нибудь. Она пела церковные гимны и пару песен хиллибилли. Итак, я заставил ее это сделать и тут на меня снизошло озарение!

Я повернулся к отцу, но он покачал головой: «Нет!», а я покачал головой «Да!». Мой отец сказал, что я грубиян, а она настолько утонченная, что мы никогда не сможем быть вместе! Мы смогли. Мы познакомились в 1945 году, а поженились за день до Нового Года, в последний день 1949 года.

Многие наверно не знают о Вашем участии в создании электрического баса.

Я додумался до электрического баса в начале 30-х, когда Everett Hull вошел в салун Warm Winds, маленький бар в Чикаго. Он вошел в бар (тогда ему еще не приналежал Ampeg, а потом ему принадлежали Bass-Amp и Guitar-Bass) и спросил: «О чем, черт возьми, вы, парни, разговариваете?»

Я стал рассказывать о своей идее цельнокорпусной гитары без эфов и прочего, сделанной из цельного куска дерева. Он слушал, и мы выпивали. Я сказал ему: «А вот тебе следовало бы сделать электрический бас!». И он сделал.

И со своим мощным чувством юмора Hull сделал электрический контрабас. С сиденьем и номером. Он на нем «приезжал на работу» (смеется). У него было великолепное чувство юмора! Однажды вечером он возвращался домой под градусом и, паркуясь, отломал гриф своего контрабаса. В итоге он вмонтировал его части в автомобиль и ездил на этом на работу.

Конечно, позже, он серьезно сделал первый электрический бас, в котором микрофон устанавливался в контрабас. Он звучал довольно хорошо. В итоге Hull развил мое предложение.

Вы соучастник такого большого количества муызыкальных открытий, это Ваша идея дала нам Alvin & The Chipmunks?

The Chipmunks никогда бы не появились, если бы не я. Однажды я проводил вечер со своим другом Howie, и я даже не знал, что его зовут Howard Hughes, я знал его только как Howie. И Howie постоянно потдтрунивал надо мной. Я играл в джазовом кафе Club Rounders, и Howie спросил: «Ну и как тебе играется в этой роскошной канализации?». Потом мы пошли съесть по хот-догу и проходили мимо студии. Я постучал в дверь, и кто-то изнутри спросил: «Вы что не видите, лампочка горит. И кто вы вообще такие?» Hughes сказал: «Это Howie», а я сказал: «Я Les Paul». Парень за дверью переспросил: «Тот самый Les Paul?», и я ответил: «Ага».И тогда он сказал: «Ладно, заходите!».

Итак, я туда вошел, и этот парень пытался записать группу вокалистов. Я спросил: «Почему бы не сделать это таким образом?». Я отобрал одного из них, поработал с ним, всем это понравилось, и это была первая запись Chipmunks. Это был, по-моему, конец 50-х. И с того момента, тот парень всегда отменял сессию, если встречал меня. Он говорил: «Приходите в другой раз. Запишитесь на другой день, пришел мой друг!».

Он всегда чувствовал себя, как будто должен мне миллион долларов. Очень немногие знают эту историю. Я ее редко рассказывал. Многие, кто знает меня, в курсе, но я никогда не рассказывал об этом прессе. Я так много забываю.

Расскажите о самых ярких моментах своей карьеры.

О, господи. Выступление перед президентом США Franklin D. Roosevelt было одним из таких моментов. После завершения работы с Fred Waring и его 65 Pennsylvanians у нас был гигантский концерт в Белом доме. После него нам была оказана большая часть, сойдя со сцены, поговорить лично с президентом. Когда была моя очередь брать автограф, он протянул мне пачку сигарет, а потом сказал: «Мистер Les Paul не могли бы вы оказать любезность и сыграть для моих детей и остальных из нас на частном празднике этажом ниже, когда все это закончится?» Это был один из самых ярких моментов – конкретно этот день. Тот вечер был очень, очень волнительным!

Работа с Bing Crosby – не могу представить большей чести, чем работать с такой крупной и мощной фигурой, как Bing Crosby. Он просто велик. И был восторг игры вместе с Django Rheinhardt. В 1946 году Django очумел, услышав меня с моей группой. Он закрылся на три года, изучая бибоп. Я посоветовал ему не делать так, и то же самое сказал Eddie Lang. Это оказалась не лучшей его идеей.

По-моему, я играл со всеми великими гитаристами, которые существуют – я имею в виду, что мы вместе играли на сцене. Очень многими. У меня целый миллион памятных моментов – выступление в London Palladium и перед многими президентами. Так что у меня много замечательных воспоминаний. А выступление с Judy Garland… Это бесконечный список, все было по-разному. Постоянно что-то происходило, и это до сих пор так, без конца.

Было огромным удовольствием играть с Count Basie незадолго до его смерти. Он просто поднимал левую руку и одним пальцем брал одну ноту. Это была лучшая нота из всех, что я слышал. Дело не в том, как много нот ты играешь, главное выбирать правильные! А Freddie Green великолепно качал ритм.

Я расскажу историю про Bing Crosby. Одним вечером у нас был Sinatra. Он молился на Bing и до смерти его боялся, как собака с поджатым хвостом. Он даже купил трубку и шляпу, чтобы походить на Bing. Bing был королем!

И так как-то раз Bing и я стояли рядом в туалете (хихикает) и он спросил меня, насколько хорош этот паренек (Sinatra). Я сказал: «Он очень хорош, Bing». Позже, я был с Bing и Frank, когда они пели. Там была одна низкая нота, которую Sinatra не мог вытянуть, и он занервничал. Bing посмотрел ему прямо в глаза и спросил: «Это то, что пытаешься спеть?» и легко взял эту низкую ноту! Никто не был настолько хорош как Bing Crosby.

Насколько известно, Вы работаете над новым рок-альбомом с некоторыми легендарными музыкантами.

Их целая куча: Eric Clapton, Jeff Beck, Santana, Richie Sambora, -- список длинный. Все мои друзья просто замечательные музыканты и замечательные авторы. Альбом уже спланирован, но возможно Jimmy Page тоже присоединится. Мы ждем от него известий, сможет ли он найти свободное время для этого. Происходит много радостных для меня событий!

Все мои лучшие ходы они изменили и превратили в рок. Собственно техника хорошо мне знакома. Что для меня было непривычно, это изменения в звуке, и как они все это свели воедино, и как играли – ритм и барбаны, я никогда так не использовал барабаны.

После рок-альбома мы планируем блюграссовую запись, где я буду играть с самыми лучшими блюграссовыми гитаристами всех времен! Затем мы сделаем блюзовый и джазовый альбом с лучшими гитаристами. Это будет большой залп! Придется непроста, потому что половина моих пальцев поражена артритом и закостенела, еле двигается. Поэтому я больше играю от первой фаланги. Теперь я играю не так много нот.

Как ваши коллеги-джазмены отнеслись к рок-н-роллу, когда он появился на сцене?

Мы все скорее сожалели об этом - Sinatra, Nat King Cole – все мы. Я думал, что потерял работу, когда появился рок. Нам повелели измениться и быть менее традиционными. Они играли три аккорда, не лучшие аккорды и задвинули певцов! Это был другой мир, в который ты въезжал верхом на риффе, и требовалось раскочегариться до 500Вт, чтобы получить правильный звук. Это был бунт, желание высказаться в новом ритме. Они хотели свою «High the Moon», но по-новому мощную!

Рокеры хотели приключения, хотели резонанса в теле, хотели, чтобы отдавалось в пупке. Мне позвонила одна девушка, которая попала в автокатастрофу. Она сказала, что обнаружила эффект от музыки. У нее был паралич нижних конечностей, и когда она ложилась на спину и рок-музыканты играли определенные аккорды, звук колыхал ее внутренности. Вот тогда она считала, что музыка звучит действительно хорошо!

Я встречал Stevie Ray Vaughan. Он был великолепен! Я дважды разговаривал с ним в Нью-Йорке. Я не знал его на момент первой встречи, но он начал сразу о том, как бы нам сыграть вдвоем. Этого так и не произошло, но если срослось, то, боюсь, у меня были бы проблемы. Он был чертовски хорошим музыкантом!

Какая самая лучшая группа из всех, в которых Вы играли?

Та, в которой я сейчас Нас четверо и это в самый раз. Пятеро уже перебор. В маленькой группе все по-другому. Они лучшие.

Оглядываясь назад, чем Вы гордитесь больше всего?

Я горжусь наложением звука. Я был новатором, создателем возможности записать на одном рекордере, на одном куске ленты несколько партий и получить многодорожечную запись, как мы сделали на "How High the Moon" и "Lover". Это был большой шаг. Так что это многодорожечная запись.

Задержка и эхо были крупным шагом, фейзер и фленжер были очень важны. Это была не ленточная задержка, это была дисковая задержка, а сегодня она цифровая. Задержка используется самыми разными способами. Сегодня, если позвонить кому-нибудь из Штатов в Ирак вы заметите задержку звука. Не очень большую, но звук передают на спутник и обратно – задержку используют в самых разных областях. То же самое с многодорожечной записью, которая использована во множестве программ полета на Луну. Поэтому я горд, что на моем счету есть изобретения, что можно видеть, как мои идеи реализуются так по-разному. Я чрезвычайно горд, что мне выпала честь первым додуматься до этого.

Вас вносят в список Зала Славы Изобретателей. Что Вы об этом думаете?

Я думаю об Эдисоне и том, что он сделал. Если почести достаются Эдисону – вы только подумайте о фонографе и лампочке. Это же нечто! Он был ученый, а о нем думают как о ловком мастере. Мне неловко думать, что я в одном ряду с братьями Райт или Годдардом. Боже милостливый! Я лично не уверен, что заслужил это за кусок рельсов и струны.

Гитары Les Paul существуют с 1952 года, и продано бесчисленное множество. Если бы Вы могли иметь только одну, какую бы Вы выбрали?

Tу, на которой я играю. Это Les Paul Recording, и она по многим причинам не самая популярная в линейке Les Paul. Но именно этот инструмент – та самая гитара, которая дает мне нужный звук без всякой эквализации и всех других проблем, которые возникают с другими гитарами, всеми этими глюками. Я ничего не замечаю. Я просто включаюсь в гнездо, играю и у нас готов альбом. Никакой эквализации. Абсолютно.

Это экземпляр 1971 года, коричневый. У меня также есть черный вариант, один из первых прототипов, который был назван студийной гитарой из-за низкого выходного сопротивления. Черная настолько хороша, что я не рискую брать ее в клуб, потому что, если я ее оставлю на минуту, она исчезнет. Вы знаете, когда был в Чикаго, там взламывали багажники машин. Я потерял так много гитар, их украли. Лучше бы они интересовались аккордеонами… (смеется)

Я не знаю ни одного гитариста, у которого была бы только одна гитара. Им никогда недостаточно одной. Мне никогда недостаточно одной. Я просыпаюсь, и к концу дня вокруг меня шесть гитар, хотя на них и нельзя играть одновременно!

И конечно конкуренция между женой и гитарой очень жесткая!

Что вы подумали, когда впервые увидели Telecaster сделанный Leo Fender'?

Я позвонил в Gibson и сказал, что им пора выбираться из спячки, потому что Leo опередил их. Сказал им, что им стоит обратить внимание на то, что происходит в мире и Gibson согласились, потому что я увидел это первым. Слава богу, Gibson согласились. Остальное история.

Вам понравился Telecaster, когда Вы его впервые увидели?

Конечно.

Вы на нем поиграли?

Я никогда не играл на Fender, хотя Leo дал мне один из первых инструментов. Он дал мне гитару без серийного номера и названия модели. На ней было только его имя, Fender.

Какие у Вас были взаимоотношения с Leo Fender, и считали ли Вы друг друга конкурентами?

Leo был близким другом. Мы часто обменивались идеями и потом их обсуждали. Он приходил ко мне на «задворки» - это было замечательное место, потому что у меня была студия звукозаписи. В основном я записывал там ковбоев, группы кантри и вестерна, для электрогитары это было идеальное место.

Leo стремился к двумя вещам: хорошим гитарам и хорошим усилителям. А что лучше мнения гитаристов, которые могут сказать тебе, что не так, и какие усовершенствования нужны? Что лучше студии, где можно выслушать все жалобы, которые потом можно разрешить? Но мы были в разных мирах. Я был в мире Gibson и потом обращался в Gibson. Paul Bigsby однажды пришел вместе с Leo посмотрел на мое тремоло Vibrola и сказал: «Я собираюсь сделать нечто подобное». И Bigsby пошли в этом направлении.

Убеждения Leo и мои убеждения были невероятно сходными. У нас просто были разные идеи насчет звуков, которые мы хотели создать на их основе. Но и то и другое было великолепным. Я не стесняюсь признать это. Fender илиr Gibson, господи, они оба выступили в полный рост.

Я расскажу вам о Freddie Gretsch. Он был моим хорошим другом, и я сказал ему, что я хотел бы познакомить его с одним моим другом. И познакомил Freddie с Chet Atkins. (смеется). Знаете что? Chet спросил «Какой Fred?» Они не слышали друг о друге пока я их не познакомил!

У Вас есть любимые акустические гитары?

Нет, я не играю на акустике. Я играл на ней, когда служил в Армии, в оркестре. Иногда вместе с оркестром я играю на Gibson L5. Я очень редко играю на акустике. Я дошел до этапа, когда не хочу их видеть. Пусть Freddy Green останется Freddy Green.

Если бы Вы могли вернуться назад во времени и дать совет молодому Les Paul, что бы Вы сказали?

Я бы сказал, как мне повезло в жизни. Я бы посоветовал любому молодому человеку сперва подготовиться! Я установил своим планки высоко и с решимостью. Если ты веришь в себя, остается только подкрепить свои мечты. Люди должны смотреть ввысь. Я смог добиться всего, что себе наметил. Я хочу поблагодарить всех, что та роль, которую я сыграл больше меня самого.

Какой самый лестный комплимент Вы получали?

Я его жду! Я буду отмечать свое 90-летие в Карнеги-Холл! Это просто нереально. В 90 лет я рад тому, что у меня есть здоровье. Многие из моих друзей ушли, и – это трудно объяснить – сейчас где-то еще. Я не знаю! Я рад в очередной рад проснуться! Моя первая задача на день – добраться до туалета (смеется), вот моя главная цель!

Каждый вечер, когда я играю в Iridium просто замечателен. Это прекрасно играть для людей и встречать и молодых и старых. И очень здорово играть в Америке, где нет никаких правил. Однажды я был в Испании, там у меня возникло сердцебиение и одышка и я вызвал к себе испанского доктора, чтобы он меня осмотрел. Он увидел у меня на тумбочке медиаторы и спросил, для чего они. Я сказал, что для того, чтобы играть на гитаре, и он стал собирать свой чемоданчик, и вышел из комнаты со словами: «Так на гитаре не играют!». Он собрался меня бросить!

Пару слов о наборе примочек Les Paul

Перед выступлением Les Paul в клубе Iridium Jazz Club мы сделали фотографию педалей, которые Les планирует использовать. ВЫ можете видеть и на картинке ниже.

Назовем эти педали по моделям - слева направо: Chromatic Tuner (TU-2); Super Chorus (CH-1); Digital Delay (DD-3); Tremolo/Pan (PN-2); еще одна педаль Digital Delay (DD-3); Equalizer (GE-7). Все педали сделаны фирмой Boss.

Michael Cochran, Courtney Grimes, and Rick Landers
June 09, 2005, modernguitars.com
перевод - Александр Авдуевский